Фортуне де Буагобей - Дело Мотапана
Пока она рассуждала таким образом, граф думал: «Этот следователь насмехается надо мной и над своей теткой. На самом деле он очень хорошо знает, что Жюльен скомпрометирован, а поскольку я никогда не был ему симпатичен, то только и думает, как бы ему навредить. Но маркиза де Вервен — мой друг, значит, он рассчитывает, что она посоветует взяться за это дело. А когда моего сына обвинят, он извинится, что уже ничем не может помочь. И он якобы со мной советуется! Это смешно! Но я сделаю глупость, сказав, что предпочитаю, чтобы моего сына допрашивал другой следователь. И поступлю еще глупее, если попрошу его не отказываться от дела. Он подумает, что я рассчитываю на его снисхождение. Лучше всего промолчать».
Но маркиза вовсе не разделяла мнение графа де ля Кальпренеда.
— Любезный племянник, — сказала она, — я думаю, ты зря беспокоишься. Какое дело нашему милому графу, что ты ищешь вора в доме, в котором он живет? Я полагаю, никто не станет обвинять его. Вы согласны, Робер?
Граф был вынужден кивнуть.
— Если так, — сказал старший Куртомер, — я соглашусь вести следствие.
— Я думаю, что Мотапан напрасно поднял шум, — продолжала маркиза. — Он пожаловался — прекрасно, но этого недостаточно. Он должен был сказать, кого подозревает.
— Мой коллега уверял, что он не назвал ни одного имени.
— Стало быть, никого не арестовали?
— Никого, тетушка. Я завтра подпишу приказ на арест. Разумеется, если это будет нужно. Сначала я должен изучить факты и допросить свидетелей.
— Сажать людей в тюрьму — твоя привилегия, — прошептала маркиза с довольным видом. — Значит, виновный еще на свободе. Тем лучше для него! Я хотела бы, чтобы тюрьмы пустовали. Да! Будь я мужчиной, из меня вышел бы отвратительный судья! Но довольно об этом. Налей мне чаю и выпей сам.
— Благодарю вас, тетушка, но я обещал Терезе тотчас вернуться.
— Если Тереза ждет тебя, я не стану настаивать: муж никогда не должен изменять слову, данному жене, — сказала маркиза, вовсе не желавшая продолжать разговор. — Поезжай, любезный Адриан.
Куртомер встал, и взгляд его упал на ожерелье, которое маркиза забыла спрятать. Она смутилась, но несколько успокоилась, видя, что он не удивлен.
— Какие великолепные опалы, — сказал он просто. — Я не знал, что у вас есть такие. Или вы купили их недавно, милая тетушка?
— Ты воображаешь, что в мои годы я покупаю драгоценности? Мне принесли это ожерелье… показать, — прошептала маркиза, которая не хотела лгать.
— Оно великолепно, но я уверен, что моя жена не захотела бы иметь такое — она ужасно суеверна.
— Что ж, предрассудки всегда имеют под собой основу. Твоя жена правильно делает, что не носит опалов, и я не советую тебе их покупать. Ну, я не удерживаю тебя, мой милый: Тереза будет меня бранить.
— Любезный Робер, — сказала маркиза, как только ее племянник вышел из гостиной, — прошу прощения за мою оплошность. Мне следовало бы спрятать это проклятое ожерелье!
— А мне следовало бы напомнить вам, что оно лежит на столе. Мы оба были так взволнованы, что не подумали об этом. А теперь все погибло. Месье де Куртомер видел его, и если он будет вести следствие, то завтра узнает, что украденная вещь — опаловое ожерелье.
— Прекрасно! Но он не станет подозревать меня в том, что я взяла его из шкатулки Мотапана. А если приедет допросить меня… я ему все объясню.
— Что же вы ему скажете? — с горечью воскликнул граф. — Он такой опытный, что не может не догадаться обо всем.
— Друг мой, я не знаю, что я ему скажу, но обещаю спасти вашего сына.
— Может быть, уже поздно!
— Нет, если он еще не арестован.
— Как бы там ни было, я уверен, что его ищут. Мотапан меня не пощадит. Он, наверно, уже донес на него.
— Этому надо помешать во что бы то ни стало! Нужно узнать, где Жюльен, и привести ко мне.
— Так вы хотите…
— Спрятать его! Да! Я оставлю его у себя до тех пор, пока все не устроится. У меня есть план. Вы позволите мне действовать, как я задумала?
— Да, конечно… А ожерелье?
— Ему здесь очень хорошо. А теперь, друг мой, прошу вас оставить меня. Я уезжаю.
— В такое время!
— Что же делать, если этот негодяй Жак все не приходит? Я уверена, что он в клубе. Я попрошу его дождаться вашего сына и привезти его ко мне.
— Жюльен не поедет!
— Мой племянник сумеет его уговорить.
— А если он не появится в клубе? Если вернется домой? За домом, должно быть, уже наблюдают.
— Я так не думаю. Если Жюльен вернется ночью, сразу же приходите с ним сюда. Я не лягу и прикажу, чтобы вас впустили в любое время.
Граф де ля Кальпренед хотел возразить, но маркиза позвонила, и вошел Франсуа.
— Карету! — сказала она таким тоном, что ее друг не осмелился открыть рот.
V
В Париже почти все клубы находятся в одном квартале, который тянется от улицы Друо до набережной Орсе. Они мало похожи друг на друга: одни принимают в свои члены знатнейших людей Франции, а за другими требуется надзор полиции. Но между этими крайностями есть и нечто среднее.
Тот клуб, в который вступил Жак де Куртомер, очень ему подходил, потому что там делали большие ставки, а списки проигравших и не заплативших не вывешивались в зале. Здесь встречались кутилы, художники, иностранцы, отцы семейств и степенные холостяки. Членами этого клуба были Дутрлез и Бульруа-отец, но они никогда не играли в карты, между тем как Бульруа-сын и Жюльен де ля Кальпренед приходили только из-за игры. Мотапан тоже был членом клуба, но не показывался там.
Дутрлез привел в клуб своего друга Куртомера, и его сразу же приняли. Куртомер часто проигрывал и всегда аккуратно расплачивался. Он мог говорить со всеми и обо всем. Отставной лейтенант никогда не бывал в плохом настроении и никогда не рассказывал о своих приключениях, хотя дважды объехал вокруг света. Он приходил в полночь, уходил на рассвете и иногда обедал.
В тот день, когда тетка сказала, что вечером будет ждать его у себя, Жак собирался отобедать в семь часов и освободиться в девять, чтобы успеть к маркизе де Вервен. После того как Дутрлез бросил его на Елисейских Полях, опечаленный Куртомер вернулся в город и, не зная, чем себя занять, отправился в клуб. Он не встретил там никого, с кем мог бы поговорить, но нашел удобное кресло у камина и заснул в нем крепким сном, а проснувшись, пошел в столовую, где заранее занял место.
Обед был хорош, как и всегда, соседи за столом скучны почти так же, как всегда, и Жак в утешение за то, что ему приходится их слушать, угостился бутылкой шампанского, которое вернуло ему веселость. Он включился в разговор. Говорили о некоем кандидате, который, по словам одного из членов клуба, сколотил громадное состояние в Индии, о каком-то набобе, предлагавшем каждый вечер держать банк в сто тысяч, и игроки трепетали при мысли, что могут сорвать его. Еще жаловались на иностранцев, которые приезжают в Париж неизвестно откуда и исчезают неизвестно куда, как падучие звезды.
